Язык — Текст — Образ

V Римские Кирилло-Мефодиевские чтения (аудиоматериалы)

• Марчелло Гардзанити (Италия, Флоренция) «Происхождение Изборника 1073 г. в свете библейского пространства Кирилло-Мефодиевской деятельности и миссионерского проекта Византии»

В своем докладе на Четвертых Римских Кирилло-Мефодиевских чтениях автор постарался показать, что миссия Кирилла и Мефодия входила в проект, задуманный в Константинополе во второй половине IX века, после триумфа иконопочитания (843). Этот план, в котором ключевую роль, вероятно, играл патриарх Фотий, охватывал большое пространство: от Ближнего Востока до бассейна Волги, от Центральной Европы до Южной Италии. Анализ жития Кирилла (ЖК) и жития Мефодия (ЖМ) с обширным присутствием Библии и патристических размышлений позволили пролить свет на миссионерский замысел в Византийской империи. За последние двадцать лет изучения греческого оригинала «Изборника» 1073, т. н. «Сотериос», и его славянского перевода достигло новых интересных результатов. В докладе представлены первые результаты их оценки в свете библейского пространства Кирилло-Мефодиевской деятельности и миссионерского проекта Византии.

• Барбара Ломаджистро(Италия, Бари) «Восприятие старой христианской письменной модели в славянской среде»
• Андраш Золтан (Венгрия, Будапешт) «По страницам исторических словарей восточнославянских языков»
• Франческа Ромоли (Италия, Пиза), Мария Кьяра Ферро (Италия, Пескара) «Церковнославянско-русско-итальянский лексикон религиозных и философско-богословских слов. Проект и первые результаты»

Современное языкознание и наука о переводе с интересом рассматривают религиозный и философско-богословский лексический пласт русского языка, осознавая как сложность процесса его формирования, так и немалое наличие знаний, необходимых для его точного понимания и перевода. Вопросы, касающиеся перевода данной лексики, выходят за рамки узколингвистического анализа, поскольку затрагивают проблемы культурного различия и соответствия понятий, контекстов, христианских конфессий. Что касается перевода с русского на итальянский, то подобная задача оказывается ещё более сложной из-за отсутствия специальных двуязычных словарей. В докладе представлен проект составления трехъязычного церковнославянско-русско-итальянского лексикона религиозных и философско-богословских слов, описываются его основные этапы и цели, предлагаются первые результаты работы.

• Дмитрий Сичинава (Россия, Москва) «Корпус текстов XVIII века как инструмент исследования грамматики»

В настоящем докладе на материале текстов Национального корпуса русского языка рассматривается ряд сюжетов, затронутых в монографии В. М. Живова «Очерки исторической морфологии русского языка XVII—XVIII веков», а также некоторые другие связанные с русской грамматикой вопросы. Датированные XVIII веком тексты НКРЯ, снабженные грамматической разметкой, – прозаические и поэтические – в настоящее время охватывают более 5 млн. словоупотреблений и позволяют быстро находить независимо от конкретного лексического наполнения целый ряд релевантных контекстов, упорядоченных по дате. Корпус представляет собой эффективный инструмент изучения истории языка. В докладе рассматриваются, в частности, распределение обсуждаемых В. М. Живовым морфологических церковнославянизмов (простые претериты, инфинитивы на ти, падежные формы множественного числа типа домех) и их русских эквивалентов; продуктивность и семантика вторичных имперфективов с –ыва ; семантика конструкции с было (пошёл было, чуть было не замёрз), в том числе в связи с акцентуацией частицы было в стихотворном тексте; форма сравнительной степени с по (побольше, поменьше, а также утраченные адъективные формы типа побольший) и рост ее продуктивности. Таким образом, этот список включает как архаизмы, так и новые русизмы, которые только в XVIII веке входят в литературный язык.

• Маргарита Живова (Италия, Пиза) «Деноминативные формулы введения памятей римских пап в православно-славянской средневековой литургической книжности»

  В настоящем докладе делается попытка проследить основные тенденции в наименовании римских пап в средневековой православно-славянской литургической традиции. Анализируются деноминативные формулы в месяцесловах Евангелий и Апостолов и их связь с заголовками агиографических и гимнографических текстов, посвященных этим святым, а также соотношение этих заголовков с их наименованиями в соответствующих текстах. Целью исследования является выявление устойчивости присутствия этой категории святых в православно-славянской богослужебной традиции, независимо от динамики отношений Востока и Запада христианского мира.

• Андреа Де Мео Арборе (Италия, Рим) «Андреа Де Мео Арборе »
• Красимир Станчев (Италия, Рим) «Алфавитный вопрос в славяноязычной издательской политике конгрегации De Propaganda Fide в XVII веке и его отголоски в XVIIІ ХІХ вв.»

В докладе рассматриваются две тенденции в издательской политике Римской церкви, направленной на привлечение православных славян к католицизму в XVII веке. С одной стороны, это линия навязывания латинского алфавита как обязательного для всех славян-католиков, включая новообращенных. С другой стороны, более гибкой была позиция выдающегося хорватского книжника и деятеля конгрегации De Propaganda Fide Рафаила Леваковича и его круга (в который входили болгарские францисканцы Петр Богдан и Франческо Соимирович, а также известный своей миссионерской и филологической деятельностью в Московской Руси хорват Юрий Крижанич). Приверженцы этой линии ратовали за сохранение употребления славянских азбук, в частности глаголицы. Прослеживаются результаты победы первой тенденции в издательской практике следующих двух веков.

• Александр Наумов(Италия, Венеция) «Гетман Мазепа в церковнославянском творчестве»
• Мария Ди Сальво (Италия, Милан) «Названия кораблей Петра I — азовский период»

В докладе рассматриваются названия кораблей начального (азовского) периода петровского флота и анализируется типология выбранных самим царем названий. Подбирая имена своих первых кораблей, Петр I явно придерживался тех семиотических принципов, которые можно проследить также в других его начинаниях того же времени – подчеркивание новизны, начало новой эпохи, появление новой державы. Особое внимание обращается на любимый корабль Петра, который он сам нарисовал и строению которого посвятил много времени после возвращения из Западной Европы. Этот корабль, который был спущен на воду 27 апреля 1700 г., по разному называется в источниках, но чаще всего встречается имя 'Предестинация', или 'Божие Предведение'. Интересно само название, но еще более значимо роскошное резное украшение корабля, которое отражено в гравюрах А. Шхонебека, специально заказанных царем, и в акварели шведа П. Бергмана. Сюжеты резьбы явно перекликаются с мотивами, которые были использованы в торжествах, посвященных азовской победе царя и в последующие годы при основании новой столицы. Создание корабля 'Предестинация', как кажется, стало важной вехой в развитии той «имперской идеологии» Петра, о которой написал основополагающие страницы В.М. Живов.

• Мария Кристина Брагоне (Италия, Павия) «Заметки о языке перевода И. Копиевского басен Эзопа и «Батрахомиомахии»

В докладе рассматривается перевод басен Эзопа и «Батрахомиомахии», изданный И. Копиевским в 1700 г. в Амстердаме. Перевод выполнен с латинского языка на основе голландского издания, предназначенного для школьного употребления. Доклад сосредоточивается на особенностях языка этого перевода, который представляет собой интересный источник для изучения лингвистической ситуации в Петровское время.

• Федерика Росси (Италия, Пиза) «Долгоруков и русская архитектура XVII-XVIII вв.»

Доклад посвящен первому трактату о русском зодчестве «Архитектура цивильная» князя Долгорукого (1699), до сих пор еще не изданному. Трактат основывался на «Четырех книгах» Палладио. Существование этого текста заставляет иначе взглянуть на изучения архитектурные территории в России, начиная с конца XVII века и позволяет выявить историческую преемственность в изучении Палладио и архитектуры Ренессанса в России. При исследовании, помимо анализа архитектуры, использовался лингвистический анализ, помогающий объяснить причины выбора русского аналога для того или иного архитектурного понятия, а также очертить круг возможных читателей этих произведений, которых автор стремился увлечь и заинтересовать.

• Светлана Менгель (Германия, Галле) «Альтернативный вариант «русского литературного языка нового типа» в Западной Европе начала XVIII века»

Современный русский литературный язык – т.е. «русский литературный язык нового типа» или язык-стандарт в лингвистическом понимании этого термина (standard language) – имеет в своей основе, как принято считать, систему кодификации, предложенную в «Российской грамматике» М.В. Ломоносова (1755). Предписываемые грамматикой М.В. Ломоносова нормы русского литературного языка ориентированы не столько непосредственно на современный ему живой русский язык середины XVIII столетия, сколько на преодоление культурно-языковой ситуации в России, нашедшей отражение в русской письменности XI XVII веков. Как известно, кодификация М.В. Ломоносова, исходящая из своеобразного синтеза русского и церковнославянского начал, не была оригинальна. В начале XVIII века образцами для «русского литературного языка нового типа» послужили тексты религиозной неканонической литературы, создаваемые на гибридном церковнославянском, «простом» языке (Живов 1992). В докладе предполагается представить альтернативный вариант «русского литературного языка нового типа», складывавшийся вне России уже в XVII – начале XVIII веков и кодифицируемый по модели, характерной для лингвистической деятельности немецких реформаторов, которая в корне отличалась от модели кодификации, предложенной М.В. Ломоносовым и формировавшейся в России. В этой связи необходимо напомнить, что основой современного немецкого литературного языка принято считать перевод Библии, сделанный М. Лютером в 1534 году на восточно-средне-немецкий диалект.

• Николетта Марчалис (Италия, Рим) «Три перевода «Разговора Лукианова между Александром Великим и Ганнибалом»»
• Рива Евстифеева (Италия, Рим) «"Благоразумие" и "мудрость" С. Волчкова: Наблюдения над переводом лексемы "prudence" в «Придворном человеке» (1741).»

1. «Придворный человек» С. С. Волчкова (опубл. 1741) — перевод книги «L'Homme de Cour» Н. Амелота де ла Уссей (опубл. 1684), переведенной на французский с испанского оригинала – трактата Б. Грасиана «Oráculo manual y arte de prudencia» (1647). 2. В то время как испанский оригинал и его французская версия (с которой были сделаны переводы на различные европейские языки) неплохо изучены, русской версии текста посвящены лишь отдельные упоминания в научных монографиях. Одна из задач нашего исследования — восполнить пробел и проследить рецепцию испанского политико-моралистического руководства на русской почве. 3. Французский переводчик не только ввел в текст пространные выдержки из других сочинений Грасиана, но и сменил заглавие — опираясь на традицию «El Cortigiano» Б. Кастильоне и тем самым перемещая произведение в контекст придворной литературы (сузив более широкую перспективу Грасиана, интересовавшегося моделями получения и удержания власти и в более широком смысле, например, в религиозно-институциональном контексте). 4. Концепт «prudencia», центральный для текста, из французского заглавия был удален. Однако его прямой перевод – prudence – завоевывает в лексическом пространстве текста место более значительное, чем предусмотрено испанским оригиналом (поглощая другие испанские лексемы – cordura, consejo и др.). 5. Перевод С. Волчкова еще более сужает лексическое поле: основным переводом для prudence оказывается «мудрость» – обслуживающая, наряду с «умом» и «разумом», также французскую лексему sagesse. Для перевода Волчкова вообще характерен переход из поведенческой сферы в ментальную — что, по-видимому, отражает медленный процесс сложения поведенческой лексики в русском литературном языке. 6. Процесс формирования концептуальных сфер, отсутствовавших в языке, — область исследований, предложенная В. М. Живовым в последние годы его деятельности и, применительно к истории русского литературного языка, в значительной степени им созданная.

• Анна Плотникова (Россия, Москва) «Первый Словарь Академии Российский: специфика жанра»

Созданный в конце XVIII века Словарь Академии Российской (1789–1794) стал своего рода символом эпохи на переломе научной традиции. Словарь вобрал многочисленные сведения о наиболее употребительной лексике из разнообразных книжных источников того времени (в том числе – научных описаний, путевых заметок и т.д.). Его характеризует тенденция к энциклопедическому толкованию слов, от чего составители последующего «Словаря церковнославянского русского языка» отказались (тем не менее, эта традиция нашла продолжение в словаре В.И. Даля). Вместе с тем, в этом первом среди славянских лексикографических трудов начала становления литературных славянских языков (выход других славянских словарей общенационального масштаба, например, польского – Б. Линде, датируется только началом XVIII в.) уже прослеживается тенденция к обозначению особого статуса территориально ограниченных единиц словарного состава: даются разного рода географические пометы к лексемам, указания на локальное распространение отдельных значений слов и даже реалий. В докладе также проводится сопоставление словника и методов презентации лексем в Словаре Академии Российской с теми, которые представлены в первом мифологическом словаре эпохи переосмысления подходов к описанию языка и народной традиции – «Словаре русских суеверий» М.Д. Чулкова (1782) и «Абевеге русских суеверий…» 1786 г. (расширенное и дополненное переиздание «Словаря»).

• Инна Вернер (Россия, Москва) «Интерлинеарный перевод Псалтыри 1552 г. Максима Грека»

Среди немногочисленных известных списков Псалтыри 1552 г. особое место занимают рукописи начала XVII в. из Троицкого собрания РГБ, ф. 173.I № 8 и 9, ранее не входившие в поле зрения исследователей. Они содержат параллельный греческо-русский текст Псалтыри и реализуют собою тот же тип подстрочного перевода, к которому принадлежит группа латино-славянских текстов, созданных книжниками из окружения новгородского архиепископа Геннадия, сотрудничавшими с М. Греком при переводе Толковой Псалтыри. Все эти тексты служили либо предполагались для использования в учебных целях. Доказательством использования двуязычной Псалтыри в целях изучения греческого языка иноком Троице-Сергиевого монастыря Нилом Курлятевым служат многочисленные орфоэпические пометы в тексте и орфоэпическая запись греческих глосс на полях. Маргинальные глоссы в интерлинеарных списках мотивированы как конкретными дидактическими целями (обучение Нила Курлятева греческому в процессе перевода), так и соображениями филологической критики текста (исправление по греческому оригиналу некорректных славянских чтений). Большинство глосс объясняет лексические замены Максима, грамматических глосс несколько меньше; часть глосс двуязычна, другая часть славянских вариантов дана без перевода на греческий. Глоссы, содержащие грамматические варианты, связаны с теми формами, которые не единожды привлекали внимание Максима в процессе справы. Эти глоссы либо еще раз иллюстрируют последовательные замены, произведенные Максимом в традиционном тексте, обращают на них внимание в процессе совместной с Нилом работы, либо отражают, напротив, некоторые колебания при выборе той или иной формы и отсутствие у переводчика явных предпочтений. Продолжая традицию, представленную в греческой Псалтыри 1540 г. (РНБ, Соф. № 78) и в тексте «Преводных строк», сравнивающих пять разных греческих переводов Псалтыри в славянской передаче, глоссы в интерлинеарных списках Псалтыри 1552 г. демонстрируют синтетический тип лингвистической практики Максима Грека, совмещающей в себе перевод и лингвистический комментарий. В значительной степени маргинальные комментарии выполняют функции словаря и грамматики как греческого, так и церковнославянского языка. Эта практика получила некоторое продолжение в работе переписчиков Псалтыри 1552 г. (списки РНБ, Сол. № 752, 753 и 741).

• Елена Уханова (Россия, Москва) «Идеальный канон кириллицы» и глаголическое влияние: к вопросу о датировке древнейших кириллических памятников»

При датировке старославянских кириллических рукописей одной из важных задач стало определение т. н. «идеального канона кириллицы», лежащего в основе первых памятников. Предполагалось, что это была определенная графическая модель со свойственными ей принципами и конкретным набором начертаний, следы которых по мере развития кириллического письма постепенно размывались. Согласно нашим наблюдениям, древнейшее уставное письмо стилистически неоднородно и ориентируется на разные по стилю унциальные дукты IX в. первой половины X в. – времени формирования самой кириллицы. Это обстоятельство дает нам основание предполагать, что, возможно, единой идеальной модели кириллицы не существовало, а кириллическое письмо уже на самых ранних стадиях бытовало в виде стилистически отличных дуктов. Даже если существовали какие-то древнейшие тексты с образцовой графикой, она быстро эволюционировала и до нас не дошла. Полагаем, что ряд выделенных в историографии «архаичных начертаний» обусловлен не принадлежностью их к древнейшему слою кириллической графики, а активным использованием их создателями глаголической азбуки. Динамический стереотип построения графемы, сформировавшийся у писца глаголических букв, отражался и в начертании им кириллических знаков. Принцип двухлинейного письма и построения глаголических букв преимущественно из отрезков и небольших круглых петлей на их концах мог повлиять на ряд «архаичных» начертаний в кириллице. По сути, они – продукт не времени, а, прежде всего, контактной зоны использования в книжных текстах двух славянских алфавитов. Тем не менее, такая ситуация характеризует древний период славянской письменности, поэтому с некоторыми оговорками их можно рассматривать как ранний элемент кириллического письма.